Порой наши желания кажутся странными или мы приступаем к их воплощению в неожиданный момент. Так получилось и со мной. В момент, когда я отчаянно сомневалась в себе, мне захотелось вернуть чувство востребованности и добиться работы, от которой горят глаза, а не уши.
Проблема в том, что какими бы ни были твои достижения на прежнем месте, в действительно новых обстоятельствах поначалу к а ж е т с я, что у тебя за душой ничего нет. Словом, переезд – это способ переехать себя танком и рассмотреть оставшееся под увеличительным стеклом.
Я как будто расписываюсь в личной несостоятельности и выбрасываю всю предыдущую жизнь в мусорку.
Смотрите: вот корзина с дипломом фотографа и дедушкиными объективами, а в коробке подальше – юрфак глубокого погружения. Внимательность к деталям и мозги, радовавшие когда-то вышмат, «приятно» уравновешивается неторопливостью рук – я даже картошку чищу доооолго. Да я мечта рекрутёров!
Так что в библиотеку я подалась из отчаяния. В объявлении требовалось сидеть в книгомобиле в неблагополучном районе и помогать выходить в интернет тем, кто не умеет пользоваться комъпютером. То-то заживу.
Разум говорит, что надо хвататься за любую возможность, но предполагаемые обязанности вызывают тоску, а район – чувство страха.
Хочется другого, но предложений и звонков нет.
Женщину, которая ведет собеседование зовут Тара. Спрашивает она разное: как долго мне добираться до книгомобиля и как у меня с people skills. Говорит, опираясь на край печатного пресса, у неё перелом ноги.
Смотрю на её гипс и думаю: а смогу ли я стать здесь на ноги?
— А чем ты любишь заниматься? Что читаешь?
— Я фотографировать люблю, училась в Киеве. Люблю читать сосканированые документы. И на книжках экономлю, и язык подтягиваю, и жутко интересно. Знаете, как на портале нью-йоркской библиотеки?
— Знаю. Пойдем кое-что покажу.
Тара кладет больную ногу на кресло трёхколесного велосипеда и катит вдоль коридора, я за ней. Одни двери, вторые, и мы в диджитал лаборатории, здесь серые стены, лампы постоянного света, моргаю, чтобы глаза привыкли к освещению и вижу её – большущую камеру на рейке.
По команде оператора камера, прикреплённая к металлической стойке, ездит вверх и вниз, в зависимости от нужного фокусного расстояния. Объектив немецкой линзы смотрит в разворот толстой книги с пожелтевшими страницами. С помощью такой линзы и создают те изображения, в которых можно рассмотреть фрагменты краски.
Я сглотнула, открыла рот и произнесла:
— А здесь у вас у есть вакансии?
Так я узнала, что медлительна далеко не всегда (уложила «elevator pitch» ровно в сорок секунд) и что ещё, по-видимому, обладаю даром убеждения или шармом Фаины Раневской, читай — о ч а р о в ы в а т ь.
Ничего важнее за годы жизни за рубежом со мно не произошло. Ведь на самом деле я спрашивла не будущую начальницу, а себя: получится ли у меня выйти в большой мир и справиться с большим вызовом? Тогда за тысячи миль от города, гда я выросла, я внезапно вышла на верную дорогу к себе, а значит — домой.
И если кто-нибудь спросит чему я выучилась или что смогла, я буду говорить не про работу в Лиге Плюща, не про случай когда сдувала пылинки с даггеротипа с изображением Эдгара По и не про историю с картиной Эйкинса.
Нет.
Я расскажу об этом: когда не на кого положиться, обопрись на себя.
