Как меня перештормило и во время туров собеседований, и когда отказывалась.
Я чувствовала себя как та белка, которая добралась до Большого Ореха.
Да не просто добралась, а и потрогала, и палку рядом подобрала, чтобы использовать ее в качестве рычага. Даже расшатала Большой Орех немного, проверила силы, и увидела как в по стене пошли трещины.
Но я ведь барышня с высшим техническим образованием, при чем диплом у меня с отличием, и поступила я – в шестнадцать лет по олимпиаде.
К чему все это? Во время учебы у меня в программе была дисциплина о сопротивлении материалов. И среди прочего там учили маячки на стену ставить, чтобы отслеживать ее изменения во время деформаций.
В прошлый раз когда я устроилась диджитал архивисткой в Песильванский университет у меня таких маячков не было, а в этот – я их заблаговременно расставила – во всех точках приложения критической силы. (Вот вроде учила о сопротивлении материалов в инженерном деле, а – оказалось, что о сопротивлении в жизни).
Когда речь идёт о поиске места работы такие точки для меня:
– зарплата
– оборудование и коллекции
– карьерный рост
– коллектив
– место нахождения центра оцифровки
– ценности
У меня совпало с ними очень много, в частности ценности, оснащение, этика профессии.
Предложение мне сделали быстро, через два дня после последнего тура собеседования, это было очень лестно.
Блин, мне понравилось все: формат собеседований, вопросы itself (это были САМЫЕ КЛАССНЫЕ ВОПРОСЫ, из тех которые мне задавали), и то что отдел реставрации смежный с центром оцифровки.
А оборудование!
Я захлебывалась слюной потому что Дюк занимается и аудио, и видео, и растровыми изображениями. И все это рядом, хотя мы пользуемся разными федеральными нормативами.
Люди – очень классные. Они отличаются от тех, с кем я сотрудничала.
В Филадельфии – особенно сейчас – в кризис, очень много грубости, громкости, даже агрессии. А там в команде такие классные женщины и мужчины. По крайней мере, на первый взгляд.
Ей-богу, прям опять сердце тарахтит, когда вспоминаю.
Но во-первых согласие означает релокацию (и они, умнички, даже готовы были оплатить часть этих трат, что сейчас редкость, в том же Нью-Йорке перестали доплачивать за стоимость жизни, это был такой кусочек зарплаты, который для многих с переходом в онлайн исчез).
Я послушала себя и после этого трудного года не чувствую в себе сил сняться с места и переместиться куда-то где внутри не дзынькает.
Я говорю не про место работы, а именно городскую инфраструктуру. (Смешно, потому когда-то я переехала на другой континент). Конечно я волнуюсь, что у меня в принципе после стресса дзынькает реже.
Ещё для меня важны бонусы. В университет выгодно устраиваться работать с прицелом на бенефиты и бонусы связанные с возможностью продолжить образование: получить новую степень, изменить фах. Но Дюк предлагает такие плюшки после двух лет трудоустройства. И я их понимаю! Просто сейчас взять на себя коммитмент на два года – не могу, а подводить/портить впечатление не хочется. Уж больно люди «мои».
И ещё – для многих Дюк ассоциируется с религией и церковью, мои собеседования проходила в канун католической Пасхи, но я составной восточно-европейской историей и еврейской фамилией не испытала никакого «давления», или неэтичного поведения.
Я прямо бы, если бы могла, вырвала бы библиотеку с моими отделами с корнем из Северной Каролины и пересадила сюда в Филу.
Только она не приживется, почва не та.
Поэтому искренне надеюсь в будущем поработать с ними, когда буду готова.
А в следующий раз обстоятельно расскажу о том, как происходило интервью, они задали очень высокую планку.
P.S. состоянием на июнь я получила стипендию от Barnes Foundation (
вот одна из историй про фонд) и довольна своим решением. Город, в котором я живу оживает, мне спокойно от того, что не пришлось впопыхах переезжать на новое место.
